Действительно, первый на территории нашей страны Мавзолей с возможностью доступа к забальзамированному телу появился в имении Вишня, что сейчас считается частью города Винница – там с 1866 года жил Николай Иванович, там он и умер 25 октября 1881 года. Инициатором этого нетипичного способа захоронения стала вдова ученого, Александра Антоновна, урожденная баронесса фон Бистром: «Тело супруга моего я желала бы сохранить в нетленном виде для меня и потомков». А удивительнее всего то, что это решение, идущее, казалось бы, вразрез со всеми православными канонами и традициями, было одобрено Русской Православной Церковью в лице Святейшего синода: «Дозволяется не предавать земле, дабы ученики и продолжатели благородных и богоугодных дел Н. И. Пирогова могли лицезреть его светлый облик».

Несомненно, что такое мнение Святейшего синода – свидетельство выдающихся, поистине грандиозных заслуг Пирогова перед отечественной и мировой медициной. Но в чем конкретно состоят эти заслуги?

Вот тут есть ненулевая вероятность столкнуться с ловушкой. Зачастую ограничиваются простым перечислением достижений русского врача. Первое применение общего наркоза в военно-полевых условиях, первое применение антисептических средств, гипотеза, касающаяся природы раневых инфекций, внедрение новых методов хирургии, первое в мире применение гипсовых повязок, первое в мире научно обоснованное лечебное питание, создание первого в мире корпуса сестер милосердия… В лучшем случае прозвучит робкое обобщение: «Николай Пирогов является основоположником военно-полевой хирургии».

Нет-нет, все это верно и справедливо. Но так очень легко не увидеть за деревьями леса и упустить главное. Дело в том, что все эти достижения есть не что иное, как проявление частных случаев по-настоящему революционных открытий Николая Пирогова. Тех самых открытий, которые перевернули мировое представление о хирургии как таковой – раз, и представление о врачебной помощи в полевых условиях – два.

Николай Иванович родился в 1810 году в бедной семье военного казначея. Словосочетание парадоксальное, что по тем временам, что по нашим, но факт есть факт – в частном пансионе Василия Кряжева наш герой проучился всего два года и был вынужден оставить его из-за ухудшившегося положения отца. А когда Николай стал студентом медицинского факультета Московского университета, семья не могла наскрести ему денег на студенческий мундир… Словом, мотивация у юноши была отменная – неудивительно, что по окончании Московского университета его направляют в университет Дерптский. Точнее, в Профессорский институт при нем, предназначенный для подготовки кадров высшего преподавательского состава. А потом – три года обучения в Берлине, поскольку именно немецкая школа хирургии тогда считалась образцом для подражания.

Но на поверку оказалось, что Пирогов столкнулся в Германии с тем, как делать не надо: «Кто, например, из моих соотечественников поверит мне, если я расскажу, что в Германии можно встретить знаменитых профессоров, которые с кафедры говорят о бесполезности анатомических знаний для хирурга? Их влияние на молодых медиков настолько велико, что я не могу не высказать моего негодования по этому поводу».

Это цитата из предисловия труда Пирогова «Хирургическая анатомия артериальных стволов и фасций», который вышел в 1837 году и сразу стал классикой. О чем говорит любопытный пример. Поняв, что в Германии ловить нечего, Пирогов в 1838 году едет во Францию, надеясь поучиться у тамошних светил, в частности у знаменитого хирурга Альфреда Армана Луи Мари Вельпо. К Вельпо русского молодого медика – Пирогову всего лишь 27 лет – долго не пускают, объясняя это тем, что мэтр занят изучением какой-то потрясающе важной книги. А когда Пирогов все-таки пробивается к Вельпо, выясняется, француз читал как раз его «Хирургическую анатомию»…

Обратите внимание – сейчас даже люди, далекие от медицины, твердо уверены в том, что хирург обязан знать анатомию. И не по картинкам, а на практике. Тогда взгляды Пирогова произвели переворот. Но это было только начало. Возглавив в 1841 году кафедру в Императорской Медико-хирургической академии, Пирогов в течение 11 лет занимается тем, что режет замороженные человеческие трупы на тоненькие пластины. В трех измерениях – вдоль, поперек и под углом. Итогом этой не самой приятной работы стал монументальный четырехтомный труд «Топографическая анатомия по распилам через замороженные трупы», издаваемый с 1852 по 1859 год. Так было положено начало новой научно-прикладной дисциплины. Так была заложена основа для всей современной оперативной хирургии как таковой. И, наконец, этот труд Пирогова стал своего рода предтечей нынешней компьютерной томографии, которая ведь тоже показывает взаимное расположение органов как бы «в разрезе». Именно это, а не «новые методы операций» сделали имя Пирогова знаменитым во всем мире.

Что же касается Пирогова, как «основоположника военно-полевой хирургии», то и здесь ситуация чуть получше. Но именно что чуть. Потому что дело касается не хирургии, которая все-таки только один раздел медицинского знания, а комплексной врачебной помощи в условиях боевых действий.

Этой специфической отраслью Николай Иванович занялся в известной мере случайно. В 1847 году русские медики одними из первых в мире начали осваивать общий эфирный наркоз, предложенный в октябре 1846 года американцем Уильямом Мортоном. В числе этих медиков был, разумеется, и Пирогов – за первые месяцы 1847 года он провел более 60 экспериментов с эфиром, в том числе и на себе. Но 15 марта министр внутренних дел Лев Перовский издал циркуляр, вводящий ограничения использования эфира – некоторые больные травились им мало не насмерть.

Ограничения не затрагивали военных, особенно в зоне боевых действий. И потому Пирогов отправляется на Кавказ. В июле 1847 года в Дагестане, во время боя за аул Салты, он впервые в мире применяет общий наркоз в полевых условиях, прооперировав прапорщика Гагарина. А заодно знакомится с тем чудовищным бардаком, который представляла собой медицинская военно-полевая помощь той эпохи.

Много лет спустя, в 1879 году, Николай Иванович сумеет описать медицинскую точку зрения на войну буквально в двух словах: «Война есть травматическая эпидемия». Формулировка чеканная. В самом деле – эпидемия. Только не гриппа, а самых разных травм – от сравнительно лёгких, вроде контузий и трещин в кости, до тяжелейших, вроде разорванных животов, проломленных черепов и глубоких проникающих ранений.

А коль скоро это эпидемия, то и бороться с ней чисто медицинскими методами – дело заведомо гиблое, потому что в таких условиях врачи без административной поддержки действуют вхолостую: «Не медицина, а администрация играет главную роль в деле помощи раненым и больным на театре войны».

Повторим – эта формула была выведена Пироговым уже потом, незадолго до его ухода из жизни. Но его действия во время Крымской войны 1853-1856 годов свидетельствуют, что суть проблемы он понимал великолепно. Если бы не продавленный Пироговым переворот в организации военно-врачебной помощи, все его яркие новинки вроде гипсовых повязок, антисептиков или лечебного питания оказались бы попросту неэффективными.

Прежде всего, переворот состоял в том, что Пирогов предложил сортировку раненых, разделив их на пять категорий – от безнадежных, которым нужен не врач, а священник, до легких, которым нужна только первичная перевязка или, в крайнем случае, «извлечение поверхностно сидящей пули». Последним можно было помочь чуть ли не на передовой или в самом ближнем тылу на перевязочном пункте. Тех, кто ранен серьезнее, эвакуировали в полевые операционные при полевых госпиталях. Собственно, такое устройство и стало основой доктрины лечебно-эвакуационного обеспечения раненых, которая была принята всеми армиями мира.

«Представьте себе тысячи раненых, которые по целым дням переносятся на перевязочные пункты в сопровождении множества здоровых; бездельники и трусы под предлогом сострадания и братской любви всегда готовы на такую помощь, и как не помочь и не утешить раненого товарища!» Негодование Пирогова понятно. И, надо сказать, он находит остроумный выход из ситуации, организовав регулярный женский уход за ранеными. Со времен Крымской войны «сострадание, братская любовь и утешение» стали прерогативой сестер милосердия. Знаменитые «севастопольские сестрички», барышни из «Крестовоздвиженской общины сестер попечения о раненых и больных», основанной Пироговым, были первыми в мире, появившись на позициях Севастополя в октябре 1854 года. Когда Николай Иванович узнал, что первыми сестрами милосердия пытаются провозгласить англичанку Флоренс Найтингейл и ее команду, он пришёл в ярость: «О мисс Нейтингель и «о ее высокой души дамах» мы в первый раз услыхали только в начале 1855 года. Мы, русские, не должны дозволять никому переделывать до такой степени историческую истину. Мы имеем долг истребовать пальму первенства в деле столь благословенном». Золотые слова. Лучше и не скажешь.

• Первой самостоятельной операцией Пирогова стала ринопластика – в 1836 году он изготовил и вживил одному рижскому цирюльнику утраченный им нос, взяв материал из кожи со лба пациента. Любопытно, что в том же году состоялось первое издание повести Николая Гоголя «Нос».

• В 1847 году в 13 городах России было сделано 690 операций под общим эфирным наркозом. 300 из них провел Николай Пирогов.

• В осажденном Севастополе под руководством и при участии Пирогова было сделано более 10 тысяч операций.

• В основу лечебного питания Пирогов поместил рыбий жир – именно с его легкой руки он стал потом «грозой» детских садов.